КРЕСТНЫЙ ТЕСТЬ-VI

Рахат Алиев

Документальная повесть

На этот раз Назарбаев почувствовал, что Гузенбауэр не шутит, и решил немного отступить. Перевел разговор на перспективы казахско-австрийских отношений, как наши нефть и газ могут идти на Европу и какие товары мы можем покупать взамен. Правда, снова получалось ироде намека, отдайте мне Алиева, и будет вам хорошо. Канцлер едва дождался окончания переговоров и уда¬лился, с трудом скрывая раздражение. Государственный казахский телеканал „Хабар” посвя-I ил встрече на высшем уровне в стенах ООН маленький
cюжет в новостях, хотя обычно не упускает возможности расписать все подробности международных турне президента. Австрийские средста массовой информации не иметили ее совсем.

Но Альфред Гузенбауэр был не единственным представителем австрийской пирамиды власти, кто подвергся
психологической атаке со стороны Назарбаевского пра¬вительства. Кампания была выстроена таким образом, что каждый член правительства должен теребить своего европейского коллегу, требуя от того посодействовать экстрадиции „блудного сына”.

Можно представить удивление министра экономики Австрии, когда он получал письма от министра эконо¬мики Казахстана, из которых узнавал, что содействие скорейшей выдаче посла Рахата Алиева откроет дорогу австрийским товарам на казахские рынки-базары.

Писать письма и делать звонки были обязаны все – от премьера до министра сельского хозяйства. Особенно активны были, конечно, руководители силовых ведомств: от них ожидали скорейшего решения затянувшейся про¬блемы, и они наседали на своих австрийских коллег с особым упорством.

Для моих юристов такой расклад был максимально удачен.

Не будь всего этого напора, им стоило бы куда больших усилий доказать, что дело их подзащитного-политиче¬ское, что нужен он не казахским судьям (как обвиняемый по уголовному делу), а казахскому правительству как диссидент, разошедшийся в политических взглядах с режимом.

Если бы Назарбаев подписал европейскую конвенцию по правам человека и Казахстан вошел в Совет Европы. Если бы за запросом казахского Интерпола последовало молчание. Если бы в нашей прессе не развернулась тра¬вля-истерия относительно моей персоны. Если бы в вен¬ском аэропорту Швехат не дежурили чартерные само¬леты с разведчиками на борту – тогда венский судья мог бы решить, что ко мне действительно есть претензии у нашей „независимой” судебной системы, и что мне в род¬ной стране не грозит ничего, кроме справедливого судебного решения.

Мои адвокаты, профессор Брандштеттер и доктор Рифат, поначалу поверить не могли, что помощь сама приходит в их руки со стороны назарбаевского обвине¬ния. Но потом привыкли и стали кропотливо собирать и относить судье все новые доказательства политической подоплеки моего дела. Причем письма министра сель-с кого хозяйства служили столь же весомым подтвержде¬нием, как и звонки Назарбаева. Австрия увидела, что на меня развернута настоящая царская охота.

Однако даже это могло не сработать, если бы Каза¬хстану удалось доказать независимость и справедливость с воей судебной системы. Но чего нет, того нет. Когда венcкий судья узнал, что все его казахские коллеги – вплоть до районного судьи – назначаются напрямую президен¬том Назарбаевым, он тоже не сразу поверил. И даже спе¬циально отправил высокопоставленного сотрудника МВД Австрии в Астану, который, как говорят, подтвердил дей¬ствие там еще советских тоталитарных законов, нарушаю¬щих европейскую конвенцию по правам человека.

Все это накладывалось на полное отсутствие доказа¬тельной базы. Все документы, предъявленные казахской стороной, были быстро состряпаны по методу сталин¬ского прокурора товарища Вышинского. Это были исключительно „признательные” показания людей, нахо¬дящихся за решеткой. Ни одной улики, ни одного веще¬ственного доказательства. Один лишь всем известный сталинский закон – „Царицей доказательств является признание”.

Ровно через месяц, 11 июля 2007 года судья Земель¬ного суда Вены госпожа магистр Кристина Зальцхорн закрыла первое уголовное дело за номером № 221 Ur 95/076 в отношении меня „по отмыванию теневых денег”. Разблокированы мои счета в банках. Это еще одно подтверждение того, что мой бизнес легален, ведь первые счета своих компаний я открыл еще в 2002 году.

7 августа 2007 года состоялось Решение другого судьи Земельного суда о невозможности моей выдачи Казахстану, которое было подписано прокурором и классифицировано как окончательное и не подлежащее обжалованию со стороны обвинения. В Астане в этот день был траур. Президенту боялись даже доложить новость.

Я же в тот же день улетел в Лондон, к родной сестре Гульшат и ее мужу Иссаму, которые также вынуждены были скрываться от репрессий со стороны Назарбаева.

И все-таки у них был маленький шанс меня получить.

В суете первых дней охоты казахские власти допустили главную ошибку, которая позволила мне избежать при¬нудительной погрузки на борт зафрахтованного само¬лета. Назарбаев лишил меня дипломатического иммуни¬тета. Разумеется, мудрецам в Астане казалось, что первым делом меня нужно лишить именно неприкосно¬венности. Им было еще сложно поверить, что звонки Гузенбауэру могут не сработать.

А все могло быть проще. Дипломатический посланник является своего рода государственной собственностью родного государства: то есть меня могли официально вызвать якобы для консультаций или просто силами КНБ принудительно увезти из моей частной виллы в Хитцинге напрямую в аэропорт. И австрийские полицейские не смогли бы мне помочь. Неприкосновенность означает, что до посла другой страны полиция не может дотро¬нуться – ни с целью ареста, ни с целью его защиты. Страна пребывания вмешаться в „дипломатические” дела другого государства просто не может.

К счастью, такой сценарий силовикам в Астане тоже в голову не пришел. А чему удивляться, умных профессио¬налов-то вокруг нашего „Великого Кормчего” практиче¬ски не осталось.

Однако лишить меня иммунитета показалось мало-Крестный Тесть, чтобы освободить себе руки, стал мето¬дично разрушать мою семью.

10 июня 2007 года я получил факсимильную копию решения суда о заочном разводе. В тот день я встречался дома с адвокатами – мы сидели на веранде, обсуждали ситуацию со мной и моими товарищами, стратегию защиты. Вдруг заходит мой охранник и сообщает – кон¬сул нашего посольства привез пакет к воротам.

Из этого листка узнаю, что я уже четыре дня как в раз¬воде, причем по собственному согласию. Оказывается, еще 4 июня я „собственноручно” подписался, что инфор¬мирован о предстоящем заседании суда. А б июня, в мое отсутствие, состоялось заседание Медеуского районного суда города Алма-Ата, причем судье были предъявлены бумаги с моей подписью, заверенные консулом PK, что я не возражаю против расторжения брака.

На этом основании судья Б.Нурашева удовлетворила прошение моей супруги Дариги Назарбаевой о разводе. Вот так просто закончилась история семьи, которую я строил с 7 октября 1983 года.

Я был в шоке, гораздо большем, чем от запроса казах¬ского Интерпола.

Очевидно, Назарбаев рассчитывал сломить мой дух, демонстративно показав, что оказавшись в его немилости, я не могу рассчитывать на поддержку даже самых близких мне людей. А кто может быть ближе, чем жена, с которой столько пройдено и пережито за эти четверть века.

Но он добился прямо противоположного результата. Именно тогда я понял, что я был прав, когда выступил с критикой поправок к Конституции и что буду бороться -и за свое имя, за право моей страны жить свободной жизнью, и за гражданские свободы и права моих соо¬течественников.

Потому что большего беззакония, чем показательный развод по факсу, уже не придумать. И если в стране настали такие времена, что права человека не значат ничего перед машиной автократического правителя, которому не жалко даже собственную дочь и собствен¬ных внуков, – этому должен быть положен конец.

Разумеется, все было подделано. Я не подписывал никаких уведомлений – хотя бы потому, что не мог этого < делать. Все первые дни июня я провел в больнице Рудо-/н.финерхаус после оперативного баллонного расшире¬ния резко суженных сердечных артерий, борясь с повы¬шенным давлением и общим стрессом. Никаких бумаг мне в больницу не привозили. Я не давал согласия на развод, поскольку находился в своем уме.

Сам суд был проведен со всеми мыслимыми процес¬суальными нарушениями. По закону судья должна сделать все возможное, чтобы не допустить распада семьи. Мы же с Даригой прожили вместе более двух десятилетий и вырастили троих детей, из которых двое еще несовер¬шеннолетние.

Даже если бы я давал согласие на развод, одно обсуж¬дение распределения попечительских прав над детьми должно было занять несколько месяцев. Меньше всего меня интересовало имущество, которое мы нажили за эти годы, но по закону оно тоже должно быть описано и рас¬пределено в рамках бракоразводного процесса.
Мы с Даригой были разведены за один день, причем на процессе не присутствовал даже мой адвокат. Кстати, мои интересы на территории родной страны с мая 2007-го года не взялся защищать ни один казахский юрист, мало того, моего адвоката Любовь Балмагамбетову, которая вела обычно мои гражданские дела, сотрудники КНБ арестовали и держали под домашним арестом с августа месяца 2008 года: Большего произвола со сто¬роны Назарбаева я не видел. Все знают, что дело кон¬чится отзывом лицензии и закрытием их юридической практики. А моему американскому адвокату из Нью-Йорка просто не дали визу в посольстве.

Текст решения о разводе уместился на одной странице.

На следующий день, 11 июня, я позвонил Дариге: „Что за бумагу я получил?” Она сказала, что „отец сильно давил, угрожал отобрать все наше имущество и активы”. Разумеется, наш разговор подслушивался, Крестный Тесть получил его полную распечатку. После этого он запретил дочери отвечать на мои звонки, фактически изолировал моих детей от меня, переписал моего 16-летнего сына Айсултана на свою фамилию. А дочери

Венере сообщили, что я уехал в длительную команди¬ровку за рубеж. С тех пор я не могу видеть своих детей.
В начале июня 2007 года у меня состоялся телефонный разговор с председателем Комитета национальной безо¬пасности генералом Шабдарбаевым. Мой собеседник сказал мне буквально следующее: „если ты не заткнешься, мы всех твоих родственников закатаем машиной-катком в асфальт”. Очень скоро боевики моего бывшего тестя от угроз перешли к делу. Все мои родственники, даже самые дальние, были уволены с государственной службы, особенно это проявилось в Южном Казахстане и в Алма-Ате. На двоюродного брата, бывшего мэра Шымкента Умырзака Алиева завели уголовное дело – через 3 года после того, как он оставил госслужбу, ему дали три года условно за какие-то „злоупотребления”. Но тяжелее всего пришлось моим престарелым родителям. Мой отец, зна¬менитый хирург – профессор Мухтар Алиев, на 75 году жизни превратился тоже в уголовника: ему инкриминиро¬вали незаконное хранение охотничьего ружья и патронов к нему. Правда, оружие было подарено ему самим прези¬дентом до того, как мы рассорились. В доме родителей проводились бесконечные обыски. У моей мамы сотруд¬ники спецслужб изьяли паспорт, и полицейские пытались силой взять анализ крови – кровь нужна была для того, чтобы сфабриковать очередные улики против меня. Так члены моей семьи в одночасье стали „преступниками”. I ще больше досталось моим арабским родственникам по линии моей сестры. Ее мужа Иссама выгнали из страны, арестовали имущество его частных фирм и обьявили исламским экстремистом вместе с его братом Девинчи Хорани, гражданином США, который тоже потерял свои инвестиции в нефтебизнесе и вынужден был уехать из Казахстана. Единственная провинность-их родственные с иизи со мной, оппонентом Назарбаева.

“Xural” qəzeti
il: 9, sayı: 006(414), 13-19 fevral 2011-ci il